0
Мы родились и выросли на перекрестках улиц Победы и Мира, рядом с клубом "Мир", в доме, увешенном плакатами "Миру - мир", под льющуюся из ламповой радиолы песню "Хотят ли русские войны?". В этой песне был один только вопрос. Ответ представлялся всем совершенно очевидным. Вот поэтому нам так трудно вспомнить и понять то время, когда в Советском Союзе в ходу были совсем другие песни.
Мы родились и выросли на перекрестках улиц Победы и Мира, рядом с клубом "Мир", в доме, увешенном плакатами "Миру - мир", под льющуюся из ламповой радиолы песню "Хотят ли русские войны?". В этой песне был один только вопрос. Ответ представлялся всем совершенно очевидным. Вот поэтому нам так трудно вспомнить и понять то время, когда в Советском Союзе в ходу были совсем другие песни.
Судороги военного психоза сотрясали советское общество с первых дней его существования. "Мы разжигаем пожар мировой" - такими словами начиналась строевая песня, в припеве которой утверждалось, что "от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней". Войну воспевали, о ней мечтали - в стихах и прозе. "Под Кенигсбергом на рассвете / мы будем ранены с тобой..." Эти строки К. Симонов писал в то время, когда с Германией поддерживались нормальные дипломатические отношения, а между Советским Союзом и Восточной Пруссией было еще две государственные границы (с Литвой и Польшей). Известная всем и каждому повесть А.Гайдара "Тимур и его команда" начинается такими словами: "Вот уже три месяца, как командир бронедивизиона полковник Александров не был дома. Вероятно, он был на фронте." Время действия повести - июнь 1939 года, начало школьных каникул. Никакого "фронта" на тот момент не было. На Халхин-Гол бронепоезд, которым командует "полковник Александров" попасть никак не мог. Рельсов там нету. Но так сильно было у детского писателя предвкушение близкой войны, что он придумал этот вожделенный "фронт".
В те дни, когда пионеры зачитывались повестью Гайдара, в ЦК ВКП(б) на имя Сталина и Ворошилова поступило письмо группы молодых командиров. Весьма эмоционально описав то, что сегодня называется "социальной незащищенностью", авторы закончили свое обращение такими словами: "Большинство комсостава ожидают только войну. Войну ждут, как какое-то загадочное счастье". 24 февраля 1939 года, к очередной годовщине создания Красной Армии, "Известия" опубликовали редакционную статью под примечательным названием "Войны справедливые и несправедливые". Последний абзац начинался так: "Советский народ знает, что предстоящая война будет весьма напряженной, ожесточенной". Никаких сомнений в том, что "война будет" у главной правительственной газеты уже не было. Два месяца спустя, выступая с трибуны Мавзолея на первомайском параде, нарком обороны Клим Ворошилов заявил дословно следующее: "Советский народ не только умеет, но и любит воевать!" После таких слов не приходилось сомневаться в том, что партия Ленина-Сталина в самом ближайшем будущем предоставит советскому народу возможность доказать свою любовь и преданность на поле боя "весьма напряженной, ожесточенной войны". Не ясно было только одно - где и с кого начнем?
Беда, как водится, пришла неожиданно и с той стороны, откуда ее никто не ждал. 3 ноября 1939 г. в «Правде» появилась статья, странная по содержанию и еще более удивительная по форме. Пространно и туманно говорилось о том, что Финляндия упрямо отвергает миролюбивые предложения Советского Союза, идя на поводу у каких-то не названных, но всем известных "поджигателей войны". Заканчивалась же статья совершенно истерическим выкриком : «Мы отбросим к черту всякую игру политических картежников и пойдем своей дорогой, несмотря ни на что. Мы обеспечим безопасность СССР, не глядя ни на что, ломая все и всяческие препятствия на пути к цели». Нетрудно представить себе то крайнее изумление, которое должны были вызвать подобные слова у рядовых советских граждан. Какая "игра"? Что за "картежники"? Куда на этот раз надо идти, не глядя по сторонам и "ломая все на пути к цели"? И в чем же эта "цель"?
Ответ был дан не сразу. Вплоть до 26 ноября о загадочных "картежниках" забыли. На газетных страницах воцарилась тишь и благодать. Можно предположить, что сосредоточение огромной массы войск и боевой техники к 1300-километровой финской границы потребовало большего времени, чем планировалось первоначально. 26 ноября 1939 г. "Правда" публикует статью под названием "Шут гороховый на посту премьера". Это был выстрел "стартового пистолета". В течение двух последующих дней грубая газетная брань, нарастая от "форте" к "фортиссимо", перешла в сплошной истерический рев: "Проучить зарвавшихся вояк! Горе тем, кто станет на нашем пути! Пора обуздать ничтожную блоху, которая прыгает и кривляется у наших границ! Смести с лица земли финских авантюристов! Наступила пора уничтожить эту гнусную козявку! Со взбесившимися псами не разговаривают, их уничтожают! Финские собаки, науськиваемые своими неуемными хозяевами…".
От недостатка времени - погромная антифинская кампания началась всего за пять дней до начала войны - во всех заголовках, во всех резолюциях всех "стихийных митингов на заводском дворе" пережевывались одни и те же, причем достаточно нетипичные для русской нормативной ругани, словечки: "шуты", "балаган", "козявка". Придумать что-нибудь еще, видимо, не успели. Достойно удивления, что из этих трех слов - с очень небольшими добавками - ведущие советские поэты смогли создать произведения, пережившие своих творцов.
"Кровавые шуты! Довольно вам кривляться!
Пришла пора закрыть ваш гнусный балаган!
Мы не позволим вам по-хамски издеваться
Над трупами рабочих и крестьян".
Этот стих Лебедева-Кумача "Известия" опубликовали 29 ноября. Рядом с текстом официальной ноты Советского правительства от 28 ноября 1939 г., в которой оно сообщало, что "с сего числа считает себя свободным от обязательств, взятых в силу Пакта о ненападении с Финляндией".
Ранним утром 30 ноября части Красной Армии перешли границу на огромном фронте от Балтики до Баренцева моря. В тот же день "Известия" публикуют следующую "нетленку" Лебедева-Кумача. Зачин был выдержан с истинно былинной величавостью:
"Прекрасна мудрости исполненная речь
Главы Правительства советского народа!
Мы не хотим войны, но мы должны беречь
Покой своих границ - и берега и воды".
И, тем не менее - поэты тоже люди. Даже советские поэты. Хочу надеяться, что написав "мы не хотим войны" и воспев несказанную мудрость выступления товарища Молотова ("Мы не сомневаемся, что благоприятное разрешение задачи обеспечения безопасности Ленинграда послужит основой нерушимой дружбы между СССР и Финляндией…") Лебедев-Кумач испытал все же некую боль в области мышечного мешка, называемого сердцем и считавшегося раньше, до наступления эпохи исторического материализма, вместилищем так называемой "души". В любом случае, поэт явно занервничал, и следующее четверостишие наполнилось совершенно инфернальными видениями:
"Коль бешеных собак идет стрелять боец
Ему народ вокруг охотно помогает.
Шуты безумные найдут себе конец
Сгоревши на костре, который поджигают".
К финалу голос автора снова окреп и зазвенел колокольной медью. Злосчастные "шуты" оказались весьма органично вплетены в ткань центрального для всей советской мифологии образа "конца времен":
"Кровавые шуты! Последний час ваш бьет!
Огромен наш Союз и гнев его огромен.
Вы подло погубить хотите свой народ…"
И вот тут-то, на последней строке, ритм и слог неожиданно ломается:
"Но ваши подлости поймет народ Суоми".
К чему бы это? Откуда такая словесная неряшливость: "подло" и "подлости" на соседних строчках, что значит "понять подлости"? И самое главное - чего такого нового должен был понять "народ Суоми"?
Это незаурядное сочинение называлось "Расплаты близок час". Час "расплаты" был очень близок, фактически он уже наступил. 30 ноября две сотни советских самолетов нанесли бомбовые удары по 16 финским населенным пунктам. В ходе первого налета на Хельсинки было убито 91 и ранено 236 человек. И с каждым новым налетом число "трупов рабочих и крестьян" становилось все больше и больше…
Стихи Лебедева-Кумача это, так сказать, медь звенящая и кимвал бряцающий. А вот вам и тонкая проникновенная лирика. Причем от автора "Марша Буденного" ("мы красные кавалеристы и про нас…") Анатолия Адольфовича Френкеля (прошу не путать с Яном Френкелем, автором "Русского поля"). Ну, скажите, кто бы еще мог с такой задушевной теплотой воспеть подлую агрессию, так ненавязчиво посоветовать жертве распахнуть двери перед насильником… Впрочем, не надо лишних слов. Слушайте поэзию:
"Сосняком по откосам кудрявится
Пограничный скупой кругозор.
Принимай нас, Суоми - красавица,
В ожерелье прозрачных озер…
…Много лжи в эти годы наверчено,
Чтоб запутать финляндский народ.
Раскрывай же теперь нам доверчиво
Половинки широких ворот.
Hи шутам, ни писакам юродивым
Больше ваших сердец не смутить.
Отнимали не раз вашу родину -
Мы пришли вам ее возвратить".
Это - не для газет. Это для души и для песни. Так оно и было в действительности: стихотворение в газетах не появлялось, оно было положено на музыку, написанную все теми же братьями Покрас. А в настоящей поэзии всегда есть загадка. Есть она и в этом стихотворении, и мне эта загадка уже который год не дает покоя:
" Ломят танки широкие просеки,
Самолеты кружат в облаках.
Hевысокое солнышко осени
Зажигает огни на штыках".
Так вот - КОГДА написаны эти строки?
Все современные публикаторы дружно датируют "Суоми-красавицу" 1939 годом. А я не верю. И Вы не верьте, уважаемый читатель. Пропагандистская кампания перед войной 1939 года началась 26 ноября. Сама война началась 30 ноября. Какая же это "осень"? На севере России "невысокое солнышко осени" бывает в конце сентября. В лучшем случае - в середине октября. 30 ноября в тех краях - это уже самая настоящая зима. А в полосе наступления 14-й и 9-й Армий не то что "осени", а уже и "солнышка" никакого не было, потому как тьма полярной ночи пришла с Баренцева моря и накрыла северную часть ненавистной Сталину Финляндии. Нет, не про ту осень писал товарищ Френкель. И не про ту войну, которая во всем мире называется "зимняя война". Если мое предположение верно, и сей стих был написан к так и не состоявшемуся в сентябре 1940 г. вторжению №2, то сразу же становится понятным и смысл последнего четверостишия:
Мы приходим помочь вам расправиться,
Расплатиться с лихвой за позор.
Принимай нас, Суоми - красавица,
В ожерелье прозрачных озер!
Осенью 1939 г. никакого "позора", связанного со страной Суоми, на репутации Советского Союза еще не было. А в 1940 - был. И желание товарища Сталина "расплатиться с лихвой" за ту звонкую оплеуху, которую на глазах всего мира отвесила ему армия "финляндской козявки" должно было - по всем известным привычкам и наклонностям этого персонажа - выразиться в некоторых действиях…
Вернемся, однако, в первые дни зимы 1939 года, к нашим баранам, бешеным псам, шутам и картежникам.
Уже 2 декабря стало ясно - какие именно подлости предстоит узнать народу Суоми. В этот день "Правда" и "Известия" опубликовали огромную (на всю газетную полосу) "Декларацию Народного правительства Финляндской демократической республики". В этой публикации - вопреки устоявшимся многовековым канонам - фиговый листочек находился не на причинном месте, ниже пупка, а на самой макушечке. Даже выше. Над текстом пресловутой "Декларации" мелким шрифтом было напечатано: "Радиоперехват, перевод с финского".
На следующий день все газеты сообщили, что в Москве с этим "радиоперехваченным правительством" заключен Договор о дружбе и взаимопомощи сроком на 25 лет. По странному стечению обстоятельств главу "правительства" звали Отто Куусинен - точь в точь как и всем известного секретаря исполкома Коминтерна, без малого 20 лет безвылазно живущего в СССР. Чтобы придать этому воистину гнусному "балагану" некоторую долю респектабельности обычное коммунистическое "т" (товарищ) рядом с фамилией руководителя новоявленного "народного правительства" заменили в газетном сообщении на маленькое "г". Но мы не будем долго останавливаться на этом "г", а обратимся лучше к тому, с чего и начали - к поэзии.
За день до начала войны, 29 ноября 1939 г. "Правда" - среди прочих стихов и проз - опубликовала небольшое стихотворение А.Безыменского. Повторив все штампы, ставшие за те четыре безумных дня общеобязательными, замечательный комсомольский поэт закончил свое сочинение таким четверостишьем:
"Все ясно до конца. Продажные шуты -
Взбесившиеся псы хозяина тупого -
В развязности своей дошли до той черты,
Где нужен крепкий хлыст, и где бессильно слово"
Невероятно - но факт. ЕМУ ЗА ЭТО НИЧЕГО НЕ БЫЛО. Невероятно. Доподлинно известно, что Хозяин газету "Правда" читал. Весьма регулярно. Но ни он сам, ни его продажные прихвостни даже не заметили совершенно очевидную двусмысленность, заложенную в этом четверостишии. Хотя - чему же тут удивляться? Заносчивость и апломб самовлюбленных кремлевских властителей дошли в те роковые дни поздней осени 1939 г до той "черты", когда не только слово, но даже и крепкий хлыст не способны были вернуть их к адекватному восприятию себя и мира…
План порабощения Финляндии с помощью марионеточного "правительства Куусинена" с треском провалился. Провалилось в небытие и само "правительство". Подписывать мирный договор Молотову и компании пришлось с представителями законной власти.
Масштабы потерь Красной Армии в трехмесячной войне с "финляндской козявкой" ужасают. Точные цифры неизвестны по сей день (да и вряд ли могут быть установлены в дальнейшем). Анализ сведений, приведенных в наиболее консервативных (в хорошем смысле этого слова) источниках позволяет оценить общие безвозвратные потери (убитые, умершие от ран, погибшие в плену, пропавшие без вести) в 127 тысяч человек. Причем, 31,5 тысяча из этого числа пропала неизвестно куда. Этих людей нет ни в списках погибших, ни в списках пропавших без вести, которые были учтены в донесениях войск. В числе тех, кто вернулся с финского фронта домой (или остался и далее на военной службе) их тоже нет. Они просто исчезли. Без приметы и следа. Советская авиация - численность которой на театре военных действий "зимней войны" в 26 (двадцать шесть) раз превосходила численность авиации противника - исхитрилась безвозвратно потерять более 650 боевых самолетов. Только на Карельском перешейке (в составе войск 7-й и 13-й Армий) было выведено из строя 3179 танков, в том числе 358 - безвозвратно.
И как же оценил такие "успехи" сам Хозяин? Выступая 17 апреля 1940 г. с заключительным словом на совещании высшего командного состава РККА товарищ Сталин заговорил почти что стихами: Мы победили не только финнов, мы победили их европейских учителей - немецкую оборонительную технику победили, английскую оборонительную технику победили, французскую оборонительную технику победили". Общий вывод из этих позорных и самоубийственных "побед" был сделан такой : "Наша армия стала крепкими обеими ногами на рельсы новой, настоящей, современной советской армии!"
Для окончательного закрепления именно таких выводов в сознании командиров на армию обрушили водопад орденов и медалей. Звания Герой Советского Союза было удостоено 412 человек (в четыре раза больше, чем будет награждено два года спустя за мужество, проявленное в битве за Москву). Изо дня в день газеты печатали длиннющие списки на 949 новоиспеченных генералов. Изо дня в день продажные писаки на все лады обыгрывали знаменитую фразу Хозяина о том, что "нет таких крепостей, которые не смогли бы взять большевики". Так и звенел весь этот балаган, пока не растворился в грохоте начавшейся ранним воскресным утром Большой Войны…
Судороги военного психоза сотрясали советское общество с первых дней его существования. "Мы разжигаем пожар мировой" - такими словами начиналась строевая песня, в припеве которой утверждалось, что "от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней". Войну воспевали, о ней мечтали - в стихах и прозе. "Под Кенигсбергом на рассвете / мы будем ранены с тобой..." Эти строки К. Симонов писал в то время, когда с Германией поддерживались нормальные дипломатические отношения, а между Советским Союзом и Восточной Пруссией было еще две государственные границы (с Литвой и Польшей). Известная всем и каждому повесть А.Гайдара "Тимур и его команда" начинается такими словами: "Вот уже три месяца, как командир бронедивизиона полковник Александров не был дома. Вероятно, он был на фронте." Время действия повести - июнь 1939 года, начало школьных каникул. Никакого "фронта" на тот момент не было. На Халхин-Гол бронепоезд, которым командует "полковник Александров" попасть никак не мог. Рельсов там нету. Но так сильно было у детского писателя предвкушение близкой войны, что он придумал этот вожделенный "фронт".
В те дни, когда пионеры зачитывались повестью Гайдара, в ЦК ВКП(б) на имя Сталина и Ворошилова поступило письмо группы молодых командиров. Весьма эмоционально описав то, что сегодня называется "социальной незащищенностью", авторы закончили свое обращение такими словами: "Большинство комсостава ожидают только войну. Войну ждут, как какое-то загадочное счастье". 24 февраля 1939 года, к очередной годовщине создания Красной Армии, "Известия" опубликовали редакционную статью под примечательным названием "Войны справедливые и несправедливые". Последний абзац начинался так: "Советский народ знает, что предстоящая война будет весьма напряженной, ожесточенной". Никаких сомнений в том, что "война будет" у главной правительственной газеты уже не было. Два месяца спустя, выступая с трибуны Мавзолея на первомайском параде, нарком обороны Клим Ворошилов заявил дословно следующее: "Советский народ не только умеет, но и любит воевать!" После таких слов не приходилось сомневаться в том, что партия Ленина-Сталина в самом ближайшем будущем предоставит советскому народу возможность доказать свою любовь и преданность на поле боя "весьма напряженной, ожесточенной войны". Не ясно было только одно - где и с кого начнем?
Беда, как водится, пришла неожиданно и с той стороны, откуда ее никто не ждал. 3 ноября 1939 г. в «Правде» появилась статья, странная по содержанию и еще более удивительная по форме. Пространно и туманно говорилось о том, что Финляндия упрямо отвергает миролюбивые предложения Советского Союза, идя на поводу у каких-то не названных, но всем известных "поджигателей войны". Заканчивалась же статья совершенно истерическим выкриком : «Мы отбросим к черту всякую игру политических картежников и пойдем своей дорогой, несмотря ни на что. Мы обеспечим безопасность СССР, не глядя ни на что, ломая все и всяческие препятствия на пути к цели». Нетрудно представить себе то крайнее изумление, которое должны были вызвать подобные слова у рядовых советских граждан. Какая "игра"? Что за "картежники"? Куда на этот раз надо идти, не глядя по сторонам и "ломая все на пути к цели"? И в чем же эта "цель"?
Ответ был дан не сразу. Вплоть до 26 ноября о загадочных "картежниках" забыли. На газетных страницах воцарилась тишь и благодать. Можно предположить, что сосредоточение огромной массы войск и боевой техники к 1300-километровой финской границы потребовало большего времени, чем планировалось первоначально. 26 ноября 1939 г. "Правда" публикует статью под названием "Шут гороховый на посту премьера". Это был выстрел "стартового пистолета". В течение двух последующих дней грубая газетная брань, нарастая от "форте" к "фортиссимо", перешла в сплошной истерический рев: "Проучить зарвавшихся вояк! Горе тем, кто станет на нашем пути! Пора обуздать ничтожную блоху, которая прыгает и кривляется у наших границ! Смести с лица земли финских авантюристов! Наступила пора уничтожить эту гнусную козявку! Со взбесившимися псами не разговаривают, их уничтожают! Финские собаки, науськиваемые своими неуемными хозяевами…".
От недостатка времени - погромная антифинская кампания началась всего за пять дней до начала войны - во всех заголовках, во всех резолюциях всех "стихийных митингов на заводском дворе" пережевывались одни и те же, причем достаточно нетипичные для русской нормативной ругани, словечки: "шуты", "балаган", "козявка". Придумать что-нибудь еще, видимо, не успели. Достойно удивления, что из этих трех слов - с очень небольшими добавками - ведущие советские поэты смогли создать произведения, пережившие своих творцов.
"Кровавые шуты! Довольно вам кривляться!
Пришла пора закрыть ваш гнусный балаган!
Мы не позволим вам по-хамски издеваться
Над трупами рабочих и крестьян".
Этот стих Лебедева-Кумача "Известия" опубликовали 29 ноября. Рядом с текстом официальной ноты Советского правительства от 28 ноября 1939 г., в которой оно сообщало, что "с сего числа считает себя свободным от обязательств, взятых в силу Пакта о ненападении с Финляндией".
Ранним утром 30 ноября части Красной Армии перешли границу на огромном фронте от Балтики до Баренцева моря. В тот же день "Известия" публикуют следующую "нетленку" Лебедева-Кумача. Зачин был выдержан с истинно былинной величавостью:
"Прекрасна мудрости исполненная речь
Главы Правительства советского народа!
Мы не хотим войны, но мы должны беречь
Покой своих границ - и берега и воды".
И, тем не менее - поэты тоже люди. Даже советские поэты. Хочу надеяться, что написав "мы не хотим войны" и воспев несказанную мудрость выступления товарища Молотова ("Мы не сомневаемся, что благоприятное разрешение задачи обеспечения безопасности Ленинграда послужит основой нерушимой дружбы между СССР и Финляндией…") Лебедев-Кумач испытал все же некую боль в области мышечного мешка, называемого сердцем и считавшегося раньше, до наступления эпохи исторического материализма, вместилищем так называемой "души". В любом случае, поэт явно занервничал, и следующее четверостишие наполнилось совершенно инфернальными видениями:
"Коль бешеных собак идет стрелять боец
Ему народ вокруг охотно помогает.
Шуты безумные найдут себе конец
Сгоревши на костре, который поджигают".
К финалу голос автора снова окреп и зазвенел колокольной медью. Злосчастные "шуты" оказались весьма органично вплетены в ткань центрального для всей советской мифологии образа "конца времен":
"Кровавые шуты! Последний час ваш бьет!
Огромен наш Союз и гнев его огромен.
Вы подло погубить хотите свой народ…"
И вот тут-то, на последней строке, ритм и слог неожиданно ломается:
"Но ваши подлости поймет народ Суоми".
К чему бы это? Откуда такая словесная неряшливость: "подло" и "подлости" на соседних строчках, что значит "понять подлости"? И самое главное - чего такого нового должен был понять "народ Суоми"?
Это незаурядное сочинение называлось "Расплаты близок час". Час "расплаты" был очень близок, фактически он уже наступил. 30 ноября две сотни советских самолетов нанесли бомбовые удары по 16 финским населенным пунктам. В ходе первого налета на Хельсинки было убито 91 и ранено 236 человек. И с каждым новым налетом число "трупов рабочих и крестьян" становилось все больше и больше…
Стихи Лебедева-Кумача это, так сказать, медь звенящая и кимвал бряцающий. А вот вам и тонкая проникновенная лирика. Причем от автора "Марша Буденного" ("мы красные кавалеристы и про нас…") Анатолия Адольфовича Френкеля (прошу не путать с Яном Френкелем, автором "Русского поля"). Ну, скажите, кто бы еще мог с такой задушевной теплотой воспеть подлую агрессию, так ненавязчиво посоветовать жертве распахнуть двери перед насильником… Впрочем, не надо лишних слов. Слушайте поэзию:
"Сосняком по откосам кудрявится
Пограничный скупой кругозор.
Принимай нас, Суоми - красавица,
В ожерелье прозрачных озер…
…Много лжи в эти годы наверчено,
Чтоб запутать финляндский народ.
Раскрывай же теперь нам доверчиво
Половинки широких ворот.
Hи шутам, ни писакам юродивым
Больше ваших сердец не смутить.
Отнимали не раз вашу родину -
Мы пришли вам ее возвратить".
Это - не для газет. Это для души и для песни. Так оно и было в действительности: стихотворение в газетах не появлялось, оно было положено на музыку, написанную все теми же братьями Покрас. А в настоящей поэзии всегда есть загадка. Есть она и в этом стихотворении, и мне эта загадка уже который год не дает покоя:
" Ломят танки широкие просеки,
Самолеты кружат в облаках.
Hевысокое солнышко осени
Зажигает огни на штыках".
Так вот - КОГДА написаны эти строки?
Все современные публикаторы дружно датируют "Суоми-красавицу" 1939 годом. А я не верю. И Вы не верьте, уважаемый читатель. Пропагандистская кампания перед войной 1939 года началась 26 ноября. Сама война началась 30 ноября. Какая же это "осень"? На севере России "невысокое солнышко осени" бывает в конце сентября. В лучшем случае - в середине октября. 30 ноября в тех краях - это уже самая настоящая зима. А в полосе наступления 14-й и 9-й Армий не то что "осени", а уже и "солнышка" никакого не было, потому как тьма полярной ночи пришла с Баренцева моря и накрыла северную часть ненавистной Сталину Финляндии. Нет, не про ту осень писал товарищ Френкель. И не про ту войну, которая во всем мире называется "зимняя война". Если мое предположение верно, и сей стих был написан к так и не состоявшемуся в сентябре 1940 г. вторжению №2, то сразу же становится понятным и смысл последнего четверостишия:
Мы приходим помочь вам расправиться,
Расплатиться с лихвой за позор.
Принимай нас, Суоми - красавица,
В ожерелье прозрачных озер!
Осенью 1939 г. никакого "позора", связанного со страной Суоми, на репутации Советского Союза еще не было. А в 1940 - был. И желание товарища Сталина "расплатиться с лихвой" за ту звонкую оплеуху, которую на глазах всего мира отвесила ему армия "финляндской козявки" должно было - по всем известным привычкам и наклонностям этого персонажа - выразиться в некоторых действиях…
Вернемся, однако, в первые дни зимы 1939 года, к нашим баранам, бешеным псам, шутам и картежникам.
Уже 2 декабря стало ясно - какие именно подлости предстоит узнать народу Суоми. В этот день "Правда" и "Известия" опубликовали огромную (на всю газетную полосу) "Декларацию Народного правительства Финляндской демократической республики". В этой публикации - вопреки устоявшимся многовековым канонам - фиговый листочек находился не на причинном месте, ниже пупка, а на самой макушечке. Даже выше. Над текстом пресловутой "Декларации" мелким шрифтом было напечатано: "Радиоперехват, перевод с финского".
На следующий день все газеты сообщили, что в Москве с этим "радиоперехваченным правительством" заключен Договор о дружбе и взаимопомощи сроком на 25 лет. По странному стечению обстоятельств главу "правительства" звали Отто Куусинен - точь в точь как и всем известного секретаря исполкома Коминтерна, без малого 20 лет безвылазно живущего в СССР. Чтобы придать этому воистину гнусному "балагану" некоторую долю респектабельности обычное коммунистическое "т" (товарищ) рядом с фамилией руководителя новоявленного "народного правительства" заменили в газетном сообщении на маленькое "г". Но мы не будем долго останавливаться на этом "г", а обратимся лучше к тому, с чего и начали - к поэзии.
За день до начала войны, 29 ноября 1939 г. "Правда" - среди прочих стихов и проз - опубликовала небольшое стихотворение А.Безыменского. Повторив все штампы, ставшие за те четыре безумных дня общеобязательными, замечательный комсомольский поэт закончил свое сочинение таким четверостишьем:
"Все ясно до конца. Продажные шуты -
Взбесившиеся псы хозяина тупого -
В развязности своей дошли до той черты,
Где нужен крепкий хлыст, и где бессильно слово"
Невероятно - но факт. ЕМУ ЗА ЭТО НИЧЕГО НЕ БЫЛО. Невероятно. Доподлинно известно, что Хозяин газету "Правда" читал. Весьма регулярно. Но ни он сам, ни его продажные прихвостни даже не заметили совершенно очевидную двусмысленность, заложенную в этом четверостишии. Хотя - чему же тут удивляться? Заносчивость и апломб самовлюбленных кремлевских властителей дошли в те роковые дни поздней осени 1939 г до той "черты", когда не только слово, но даже и крепкий хлыст не способны были вернуть их к адекватному восприятию себя и мира…
План порабощения Финляндии с помощью марионеточного "правительства Куусинена" с треском провалился. Провалилось в небытие и само "правительство". Подписывать мирный договор Молотову и компании пришлось с представителями законной власти.
Масштабы потерь Красной Армии в трехмесячной войне с "финляндской козявкой" ужасают. Точные цифры неизвестны по сей день (да и вряд ли могут быть установлены в дальнейшем). Анализ сведений, приведенных в наиболее консервативных (в хорошем смысле этого слова) источниках позволяет оценить общие безвозвратные потери (убитые, умершие от ран, погибшие в плену, пропавшие без вести) в 127 тысяч человек. Причем, 31,5 тысяча из этого числа пропала неизвестно куда. Этих людей нет ни в списках погибших, ни в списках пропавших без вести, которые были учтены в донесениях войск. В числе тех, кто вернулся с финского фронта домой (или остался и далее на военной службе) их тоже нет. Они просто исчезли. Без приметы и следа. Советская авиация - численность которой на театре военных действий "зимней войны" в 26 (двадцать шесть) раз превосходила численность авиации противника - исхитрилась безвозвратно потерять более 650 боевых самолетов. Только на Карельском перешейке (в составе войск 7-й и 13-й Армий) было выведено из строя 3179 танков, в том числе 358 - безвозвратно.
И как же оценил такие "успехи" сам Хозяин? Выступая 17 апреля 1940 г. с заключительным словом на совещании высшего командного состава РККА товарищ Сталин заговорил почти что стихами: Мы победили не только финнов, мы победили их европейских учителей - немецкую оборонительную технику победили, английскую оборонительную технику победили, французскую оборонительную технику победили". Общий вывод из этих позорных и самоубийственных "побед" был сделан такой : "Наша армия стала крепкими обеими ногами на рельсы новой, настоящей, современной советской армии!"
Для окончательного закрепления именно таких выводов в сознании командиров на армию обрушили водопад орденов и медалей. Звания Герой Советского Союза было удостоено 412 человек (в четыре раза больше, чем будет награждено два года спустя за мужество, проявленное в битве за Москву). Изо дня в день газеты печатали длиннющие списки на 949 новоиспеченных генералов. Изо дня в день продажные писаки на все лады обыгрывали знаменитую фразу Хозяина о том, что "нет таких крепостей, которые не смогли бы взять большевики". Так и звенел весь этот балаган, пока не растворился в грохоте начавшейся ранним воскресным утром Большой Войны…
